Tron dance: мерами возгорающий и мерами затухающий

Amazing Tron Dance, представленный японским танцевальным коллективом Wrecking Crew Orchestra – креативный всплеск поп-культуры, представляющий собой, на мой взгляд, нечто большее, чем просто удачную танцевальную находку в стиле франшизы Tron. Серия блокбастеров Tron[1] отличалась интересным и узнаваемым футуристичным дизайном. Возможно, сюжет серии и не страдает излишней оригинальностью и глубиной, зато погруженный в черную пустоту виртуальный мир, прорисованный синими и оранжевыми линиями неонового света, стал первым четким визуальным высказыванием о виртуальном. Неискушенному зрителю в далекие 80-е годы прошлого столетия показали пространство виртуального изнутри, показали таинство дигитализации существ и предметов.

Однако осуществленная в Tron dance дигитализация танца, а вернее сказать дигитализация человеческого тела, идет неизмеримо дальше и происходит не в виртуальной реальности, а прямо перед зрителем, без опосредования экраном или иными медиа. И хотя расположение сцены и зрителя совершенно обычное, но совокупность специфических приемов этого танца создают особый тип зрелища, который затрагивает и перестраивает зрительские структуры. Привычка к зрелищу у нас в крови; навык видеть и превращать аффект по поводу увиденного в свой собственный опыт – важнейшая антропологическая характеристика, пожалуй, самая «говорящая» из всех, способная давать ценные знания о том, кто «мы» и что «мы». Потому так интересно изучать зрительские пристрастия и наблюдать, куда заводит наше слепое желание видеть.

Зрелище и свет.  Устройство зрелища немыслимо без света; эксперименты с долей и механикой последнего на протяжении тысячелетий по-разному структурировали восприятие, производя всякий раз уникальную фигуру зрителя. Привилегированное положение шоу в системе ценностей постиндустриальной культуры провоцирует поиск новых  форм зрелища. Как пишет Вера Зверева: «Зрелище, которое потребляет современный человек, гигантский совокупный продукт коммерческой культуры нуждается в максимальном дроблении, новизне, адресности обращения к каждому»[2]  Когда-то манипуляции со светом стартовали с грандиозного солнечного действа – греческого театра под открытым небом, который превращал в декорацию весь окружающий ландшафт, и даже солнце (неуправляемое и неподвластное) оказывалось вовлеченным в ход представления. Эта амбициозная жажда  управлять светом много позже вылилась в векторный свет прожекторов купольного цирка, программируемый свет и софиты сценических шоу вроде мюзиклов и концертов. И как очередная максима манипуляций со светом – Tron dance.  Здесь свет несут на себе тела танцоров. Иного света нет. Это принципиальный момент – свет, все еще принадлежа пространству сцены, теряет вектор, перестает быть указующим лучем, становясь обозначающими точками, световой линией, связанной только с поверхностью тела. Казалось бы, создать цифровую программу с таким танцем и показывать ее на большом экране – дело нетрудное, да и танец получится сложнее, сбалансированнее, слаженнее – то есть дигитальнее. Но принципиально важным для создания эффектного танца оказывается наличие человеческого тела, которого не видно. Это минус-тело несет на себе огромный вес – грань зрелища, в котором (не)видно человека. Как мелодия-минусовка побуждает дополнить и допеть ее, так и слепящая тьма минус-тела передает немое телесное беспокойство.

Для сравнения: вот танец с очень близким визуальным приемом – сцена в ультрафиолетовом освещении, выхватывающая руки и ноги танцоров.

Или работы пражского театра BlackLightImage, делающим акцент на флуоресцентных костюмах и сюрреалистическом сюжете.

Однако эти арт-композиции экспериментируют скорее с восприятием и воображением человека, не ставя под вопрос его самого и его тело.

Минус-тело. Пластика тела в Tron dance синхронизирована с программой светодиодов ровно на столько, чтобы можно было понять, что танцуют живые тела. Самый эффектный момент – это выключение и включение отдельных частей тела. Тело танцора становится мобильным, количество его конечностей становится непостоянным, и более того может меняться с частями тел других танцоров, объединяясь и распадаясь. Деконструкции подвергается также целостность времени – последовательное включение/выключение контуров нескольких танцоров создает эффект раскадровки движения и фрагментирования времени. С помощью этого же приема достигается иллюзия парения в невесомости, которая еще раз подчеркивает вектор преодоления законов физики и физиологии. Мы понимаем механизм этого преодоления, но то, что мы видим – завораживает. Здесь располагается главный смысловой посыл танца, созданного коллективом с говорящим названием Wrecking Crew Orchestra (Wrecking Crew – в переводе «бригада по сносу зданий»). Эффектность Tron dance заключается в визуальной демонстрации распада привычных альянсов пространства и времени, привычных конструкций человеческого. Перед нами взаимодействие человеческого тела и программы вне оппозиции «виртуальное-реальное», причем такое, что мы можем наблюдать одновременно и программный интерфейс и объемное тело. И все это без опосредования зеленым экраном и технологиями post-prodaction, как это бывает в кино. Танцоры Wrecking Crew Orchestra позволяют себе прямое заигрывание с возникновением света из тьмы, осуществляемое на цифровом языке. Бинарный код света и его отсутствия в мире Tron dance напоминает гераклитовский огонь, мерами возгорающий и мерами затухающий, демонстрирующий возможную соразмерность человеческого и цифрового на пороге третьей промышленной революции. Действительно, если мы примем подобный баланс за некую формулу, то можно увидеть, что она вполне способна описывать другие точки новых взаимодействий людей и цифровых медиа. Например, социальные сети, с их цифровыми профилями пользователей и лентой активности, за которыми по поведенческим шероховатостям и неровностям угадывается минус-тело владельца аккаунта. Мы доверяем этой оконтуренной темноте, и позволяем вовлечь себя в этот коллективный танец. Или сводки новостей о человеческих жертвах – мы видим яркие контуры, скомбинированные согласно программе, и догадываемся о наличии в них минус-тела, непроницаемого и потому любого. Этот танец может исполнить любой. Востребованный сегодня (гласно или негласно) в производстве медиа-контента жанр мокьюментари под этим углом зрения выглядит не как фальшь, но как тестирование возможностей работы с мобильными элементами действительности, как поливариантный взгляд на события; и в качестве такового оказывается одним из языков, востребованных сетевым поколением.[3]

Анонимность. Есть современные танцевальные композиции, основанные на анонимности танцоров. Например, калифорнийский танцевальный коллектив JabbaWockeeZ использует в танце одинаковые маски и перчатки, чтобы заставлять зрителей сосредотачиваться на своем движении как группы, а не как отдельных ее членов.

Близкий эффект, без сомнения. Но у этого танцевального коллектива человеческое тело все же проглядывает из под масок и костюмов, хотя бы на уровне расовой принадлежности, комплекции и пола танцора. Tron dance стирает и эти различия, оставляя при этом предельно отчетливым контур тела. Индивидуальность здесь закрепляется за композицией танца в целом, может быть за ролью в нем, но сам исполнитель полностью заменяем. Tron dance создает универсальный культурный код, освобожденный от имен и персоналий. Справедливости ради надо сказать, что Wrecking Crew Orchestra располагает патентом на свою оригинальную хореографию, но бренд, запущенный ими в  массовую культуру, давно вырвался из-под авторского надзора и танец в темных костюмах с подсветкой в стиле Tron кто только не танцует[4]. Интересно, что этот вольный полет бренда в целом наследует европейской традиции маски – «Гамлеты», например, тоже играются по всему миру сотнями актеров, это тоже код, узнаваемая маска. Но «Гамлет» Камбербетча отличается от «Гамлета» Гибсона, а Tron dance принципиально лишен возможности персонифицирования.

Культурное воображение технологии. Так какие антропологические сдвиги нам позволяет увидеть Tron dance? Есть такая хорошая штука – культурное воображение технологии[5]. Это понятие, предложенное Верой Зверевой для объяснения прогнозируемых эффектов какой-либо технологии через те образы, которые появляются по ее поводу. Tron dance демонстрирует доступное выражение человеческого в пространстве третьей промышленной революции, в системе «интернета вещей» и «интернета всего».  Древние шаманы танцевали танец примирения с дождем, а Wrecking Crew Orchestra танцуют танец примирения человека со своей искусственной природой (адаптацию к искусственному, по Слотердайку[6], или антропотехнику).

В итоге – почтенная структура сцены сохраняется, но скрывается, также как и тело. Предъявление Tron dance как высказывания возможно только на сцене и только при наличии высокотехнологического оборудования. Это якоря, которые в не меньшей степени описывают природу человеческого и весь драматизм взаимодействия с цифрой. Идеальное сетевое общество вполне возможно в кино – например, в Аватаре в образе аборигенного народа Пандоры, существующих в синтезе с глобальной био-сетью[7]. Однако сцена и проект Tron dance  демонстрируют еще более интенсивное взаимодействие – воображение будущей технологии и, одновременно, состояние дел «сейчас». Пока-еще-неустранимое оборудование остается по ту сторону сцены, надежно скрытое от зрителя, ведь все технические сложности в мире пользовательской легкости[8] принято скрывать, дабы не осложнить и без того непростой пусть адаптации к цифровому. Здесь в качестве заключения не могу удержаться от того, чтобы привести пассаж из статьи Михаила Куртова, посвященной дигитализации другой очень мощной «человеческой» практики – поэзии (на примере текстов дорвеев): «Понимая трудности, которые могут возникнуть на этом пути, дорвеи пишут человеку дружественные приободряющие послания:

…я торопил тебя своими анализами и контролями,
твоими применениями и историями,
десятичными основами обогрева и определения,
и ты выполнил позиционное тебе на машинное, –
в тот древний вечер
ты парился призраком деревни,
теперь ты узнал ее нестандартную энциклопедию,
ты учил ее долго-долго
и так не блестел интересоваться вначале,
но теперь она тебя не отдохнет,
так припомни: легко распадаться человеком.»